Пятиминутка в редакции. Обсуждаем, какие материалы будем готовить в связи с трагической датой.
99-ый год запомнился каждому из нас по-своему, но стал примером и символом сплоченности и единства всего народа перед страхом неизвестности и человеческой болью. Все делятся своими воспоминаниями. Пугающими и трогательными.
— А я помню только взрыв.
Помню, конечно, громкое слово. Но, удивительное дело, чем старше я становлюсь, тем больше эпизодов всплывает в памяти, и каждый пазл складывается в общую картину.
Мне было 5 лет, когда произошла трагедия 4 сентября 1999 года. Тогда список фамилий, выгравированный на памятнике, был просто списком. Сейчас ты видишь за ними жизни, судьбы и будущее, которое никогда не наступит.
Раньше я часто спрашивала маму, жили бы мы также на 5-м этаже, если бы дом напротив не взорвали. Она никогда не отвечает на этот вопрос. Событие, перевернувшее наши жизни, ставшее новой точкой отправления, тот самый взмах крыла бабочки, изменивший ход истории. Трагичный жизненный урок, полученный слишком рано — дома может быть небезопасно.
Военный городок. Уютный, комфортный, веселый. Интернациональный. Все друг друга знают, живут дружно. Мы кормим дворовых кошек и собак, бегаем из подъезда в подъезд в гости, встречаем возвращающихся с работы пап. Как же хорошо здесь было жить! Первые детские воспоминания именно отсюда. Из места, которое теперь стало чужим. Я прихожу сюда один раз в год — в день памятного митинга. Наш дом стоит и, кажется, в нашей квартире живут люди. Я не могу об этом думать.
Я пытаюсь уснуть и слышу звук телевизора из соседней комнаты. Конечно, брату можно смотреть допоздна фильмы, он же старший, а меня, вот, уложили спать. Мама тоже не спит, и тетя. Они на кухне и о чем-то говорят. Обидно, но такова учесть младших. И пожаловаться некому — папа на своем очередном дежурстве и не вернется до самого утра. Воцарившаяся полная тишина вырывает из рассуждений о несправедливости. Осколки оконного стекла летят прямо на кровать. Слышала ли я взрыв? Не помню. И гула не помню. Помню выбитые стекла. Как мама забегает в комнату, крепко прижимает меня к себе и кричит имя папы. Этот крик и сейчас звучит в моей голове. А перед глазами огромная полная луна, которая, кажется, светит только для нас. Была ли эта луна настолько большой и яркой в тот момент или мое детское сознание держится за эту картинку? Не знаю.
Мы выбегаем из квартиры. Бежим вниз с пятого этажа. Везде опять это стекло. Я не разбираю лиц. Это наши соседи? Наши друзья? Понимаю, произошло что-то очень-очень страшное. Но как с нами может случиться что-то плохое? Мы же дома. Опасность — она на улице. Там, где ездят машины и незнакомые люди. А у нас дома, у нас во дворе, хорошо. Здесь не может быть чего-то дурного.
Вокруг так много людей, но я ничего не слышу. Мой взгляд останавливается на женщине. Кажется, я видела ее раньше. Она в банном халате, а на голове повязано полотенце. Она стоит неподвижно, глядя куда-то в сторону, а по ее лбу и лицу течет кровь.
Родственники, жившие неподалеку, находят нас в толпе и уводят с места. В полной тишине, в полном оцепенении, мы уходим. Из своей квартиры, из своего двора, из места, которое называли домом, которое любили. Десятки жизней остаются там — в доме напротив.
Мы с братом не говорим. Нет, на нас нет ни царапины. Но кажется, что детство закончилось. Случилось ужасное и непоправимое, и больше никогда не будет так, как прежде. Мама и папа пытаются нам объяснить, что произошло. Берут с собой на первый траурный митинг. Столько женщин в черном, и все плачут. Одна из них сидит прямо на земле и закрывает лицо руками. Ее тело трясется от рыданий, и я не могу перестать смотреть на нее. Эта женщина для меня как олицетворение всего случившегося. Тем более, что она все-таки нашла в себе силы встать.
Мукминат ДАИТБЕКОВА
